Бывает так, что отдельным судебным актам, которые освещают редкие и важные вопросы права и правоприменения, юридическое сообщество уделяет несправедливо мало внимания. К сожалению, так случилось с делом №А40-174540/2021 о банкротстве ЗАО «Спортивный комплекс «Внуково», недавно рассмотренным Верховным Судом Российской Федерации. Немногочисленные комментарии, оставленные уважаемыми коллегами, подготовлены на основе текста определений ВС РФ и, разумеется, не могут учитывать всех особенностей спора, оставшихся за скобками судебных актов. Однако для внимательного стороннего наблюдателя, пусть и не погруженного в фактуру, после их прочтения становится очевидным два факта:
а) на уровне высшей судебной инстанции рассмотрен крайне редкий вопрос договорной субординации в процедуре банкротства;
б) ВС РФ заложил основу практике, которую у лиц, намеревающихся инвестировать деньги в собственный бизнес, не будет возможности не учитывать в будущем.
В юридической среде считается дурным тоном комментировать дела, в которых принимаешь участие в качестве представителя, тем не менее, вынужден это сделать ввиду дефицита внимания к важнейшей проблеме. Кроме того, можно, конечно, абстрагироваться от интересов клиента, но не от собственных мыслей и убеждений.
Стоит оговориться, что цели настоящей статьи по мере возрастания значимости можно сформулировать следующим образом:
1. Раскрыть некоторые процедурные и фактические особенности спора для более полного понимания ситуации, в которой суду пришлось принимать решение.
2. Изложить юридическую природу выводов Суда и степень их влияния на правоотношения кредиторов должника.
3. Продемонстрировать участникам корпораций последствия их возможного сотрудничества с кредитными организациями в области совместного финансирования проектов.
4. Инициировать в юридическом и бизнес- сообществах дискуссию о степени защищенности частных инвесторов в отношениях с крупными финансовыми группами.
Кратко фабула дела выглядит следующим образом.
ЗАО «СК «Внуково» являлась проектной компанией, реализующей строительство гостиничного комплекса недалеко от московского аэропорта Внуково. Собственных средств общество не имело, поэтому его финансирование осуществлялось из двух источников: внешнего (кредитные средства банков) и внутреннего (собственные средства участников группы).
Как формула финансирования (примерно 50/50), так и его форма (в случае собственника имел место согласованный банками заем) указывали на то, что соинвесторы реализуют модель партнерского соглашения, разумеется, со значительным креном в пользу банков в части купирования собственных финансовых рисков (о чем далее упомянуто подробнее).
В ходе возникшего по объективным причинам банкротства компании внешний «партнер» (АО «Банк ДОМ.РФ») пытался лишить бенефициаров-инвесторов (среди которых АО «Авиаконсорциум» и Артур Суринов) права на небольшую часть конкурсной массы, для чего первоначально заявлял о ничтожности предоставленных должнику займов, а затем о необходимости понижения очередности удовлетворения требований аффилированных кредиторов по различным основаниям.
Верховный Суд посчитал возможным применить одно из таких оснований, поэтому сначала передал три спора на рассмотрение Судебной коллегии, а затем отменил акты нижестоящих судов о признании обоснованными требований аффилированных с должником кредиторов и включении их в реестр и направил дело на новое рассмотрение.
По сути единственным вопросом, который заинтересовал суд, стал вопрос наличия в кредитном договоре (заключен между кредитором АО «Банк ДОМ.РФ» и должником ЗАО «СК «Внуково») условия о том, что погашение задолженности по займам, полученным должником от бенефициаров и компаний группы, может осуществляться только после полного исполнения кредитных обязательств перед банком.
Это условие и стало основанием для выводов Суда о необходимости субординировать внутригрупповые требования по отношению к требованиям банка, применив правило единого консолидированного требования.
Для более полного понимания обстановки необходимо учитывать два обстоятельства. Одно из них носит процессуальный характер, другое – фактический.
1. Основной довод кассационной жалобы банка (из-за которого и состоялся пересмотр) – о договорной субординации – не исследовался судами первой и апелляционной инстанций, поскольку был заявлен только на стадии рассмотрения споров арбитражным судом округа.
Строго формально Верховный Суд не имел права исследовать довод, который не был озвучен стороной спора ранее, вследствие чего не получил оценки нижестоящих судов. Иное означало бы выход за пределы предоставленных законом суду полномочий. Однако подобное происходило и ранее, дело ЗАО «СК «Внуково» в этом смысле не уникально, поэтому что-то из ряда вон выходящее в этом факте усмотреть сложно.
Примечательно, что Судебная коллегия периодически указывает окружным судам на недопустимость совершения подобных действий, время от времени при этом самостоятельно наступая на аналогичные грабли.
2. В иерархии кредиторов должника банк является наиболее привилегированным субъектом. Из 7 млрд рублей всей кредиторской задолженности прямые и косвенные требования банка составляют около 5,6 млрд. Кредитные обязательства гарантированы поручительствами акционера должника – АО «Эльгера» и его основного бенефициара.
Но главное это то, что практически на все имущество ЗАО «СК «Внуково» и его материнской компании (общая балансовая стоимость которого более 6 млрд рублей) распространен залоговый приоритет банка.
Тот максимум, на который могли бы претендовать бенефициары должника, будучи включенным в реестр требований без понижения, это 1/5 часть средств от продажи оборудования, начальная стоимость которого на первых торгах составила порядка 120 млн рублей.
У изучающих данное дело коллег не должно складываться иллюзии, что цель возражений банка состоит в священной борьбе с недобросовестными собственниками, вознамерившимися отобрать последний цент у честного независимого кредитора, параллельно захватив контроль над процедурой несостоятельности должника (последнее, кстати, реальный довод банка).
Методичное безэмоциональное изучение цифр и пропорций позволит прийти к простой и ясной мысли, что задача, которую преследует банк, оказывая сопротивление своему бывшему «партнеру», это дать ему возможность получить из конкурсной массы примерно ничего.
Впрочем, это не отменяет того факта, что банк волен реализовывать свои права любыми законными способами, в том числе и такими.
Далее предлагаю перейти к анализу проблемы и выводов суда.
I.
С легкой руки Верховного Суда субординация в деле о банкротстве может «превратиться» из абсолютной в относительную.
Абсолютная субординация предполагает понижение очередности удовлетворения требований конкретного кредитора по отношению ко всем кредиторам реестра. В последние годы достаточно много дел, рассмотренных Судебной коллегией, были посвящены вопросу абсолютной субординации, апофеозом же к настоящему моменту стал утвержденный Президиумом Верховного Суда РФ 29.01.2020 Обзор судебной практики разрешения споров, связанных с установлением в процедурах банкротства требований контролирующих должника и аффилированных с ним лиц (далее – Обзор).
Правовая природа абсолютной субординации в банкротстве в самом общем смысле состоит в том, что имущественные права контролирующих должника и аффилированных с ним лиц, возникшие после наступления у должника финансового кризиса, не могут конкурировать с аналогичными правами независимых кредиторов. Главным образом это обусловлено разной степенью доступа к должнику и информации о нем: КДЛ и прочие аффилированные лица, в отличие от внешнего кредитора, обладают оперативными сведениями о финансовом состоянии должника (по крайней мере, так предполагается), следовательно, априори находятся в более выгодном положении с точки зрения принятия бизнес-решений.
Не связанный с должником кредитор же, напротив, как правило, не имеет представления ни об экономическом положении должника, ни о скрытом от посторонних глаз финансировании должника собственниками, поэтому представляется логичным предоставить ему защиту от недобросовестных действий КДЛ по искусственному наращиванию подконтрольной кредиторской задолженности.
Разумеется, из этого правила есть исключение, нашедшее отражение в пункте 10 Обзора. Оно состоит в том, что если аффилированное лицо или КДЛ согласовывают с независимыми кредиторами предоставление должнику внутреннего финансирования, то право независимых кредиторов на информацию в таком случае не считается нарушенным, а предоставившее финансирование лицо – недобросовестным.
В рассматриваемых спорах суды нижестоящих инстанций применили указанный пункт Обзора и отказали банку в абсолютной субординации внутригрупповых кредиторов именно на том основании, что банк не только обладал сведениями о структуре кредиторской задолженности должника (таковы условия кредитного договора, предполагающие раскрытие данной информации), но и непосредственно согласовывал суммы предоставляемого финансирования и график их предоставления (в дополнительных соглашениях к кредитному договору).
Несмотря на активные возражения банка, в этой части выводы нижестоящих судов Верховный Суд не пересматривал и указаний на этот счет не дал.
В отличие от абсолютной, в основе относительной субординации лежит не нарушение прав независимых кредиторов или недобросовестность кредиторов аффилированных, а соглашение двух равновеликих субъектов о порядке удовлетворения их требований к одному и тому же должнику.
Практика дел о банкротстве достаточно скупа на подобные споры для того, чтобы говорить о некой четко сформированной позиции правоприменителя хотя бы в вопросе возможности использования такой правовой конструкции в делах о несостоятельности.
Из наиболее подходящих по предмету спора дел, рассмотренных Судебной коллегией, можно отметить дело №А81-7027/2016 (о банкротстве ООО «Анкор Девелопмент») и дело №А32-27828/2015 (о банкротстве ООО «Балтика») – указанные дела в рассматриваемом споре фактически являлись модельными, поскольку их использовали стороны, чтобы обосновать свои позиции, на них же ориентировался Суд, разрешая настоящее дело.
Для начала о том, что в этих делах общего с исследуемым делом.
Примечательно, что в рассмотрении всех трех споров принимал участие судья ВС РФ Денис Капкаев. Причем в 2 из 3 дел (включая все три обособленных спора в деле о банкротстве ЗАО «СК «Внуково») данный судья был председательствующим и соответственно инициатором передачи спора на рассмотрение Судебной коллегии. Можно предположить, что вопрос договорной субординации в банкротстве входит в сферу профессиональных интересов судьи Капкаева, который является проводником данного правового института в Верховном Суде.
В деле о банкротстве ООО «Анкор Девелопмент» (определение Верховного Суда РФ от 04.02.2019 N 304-ЭС18-14031) суд косвенно подтверждает возможность применения условий заключенного кредиторами в порядке статьи 309.1 Гражданского кодекса РФ на добанкротной стадии соглашения о порядке удовлетворения их требований к должнику и после возбуждения в отношении такого должника процедуры несостоятельности. Технически это происходит путем включения в текст определения фразы «не имеется каких-либо оснований полагать, что данное условие договора не применяется в процедуре банкротства».
В деле о банкротстве ООО «Балтика» (определение Верховного Суда РФ от 21.05.2020 N 308-ЭС19-17398(2)), как и в рассматриваемом деле, суд идет дальше и формулирует концепцию единого консолидированного требования: при наличии у двух кредиторов соглашения о субординации их требования учитываются в реестре требований кредиторов как единое, при расчетах с кредиторами погашение требования подчиненного кредитора начинает производиться только после полного погашения требования главного кредитора.
Важным моментом является то, что в каждом из упомянутых дел соглашение между кредиторами о субординации (в привычном понимании этого словосочетания – оформленное в виде единого документа, подписанное договаривающимися сторонами) как таковое отсутствует.
К настоящему времени Верховным Судом не рассмотрено ни одного дела о банкротстве, в котором бы кредиторы заранее договорились и заключили предметное соглашение о том, в каком порядке удовлетворяются их требования в случае несостоятельности должника.
Судебная коллегия, начав формирование практики относительной субординации в банкротстве, вместо пути наименьшего сопротивления (когда стороны напрямую установили очередность удовлетворения их требований в соглашении) выбрала тернистый путь анализа структуры правоотношений главного и подчиненного кредиторов, а в случае с настоящим делом – главного кредитора и КДЛ.
Отличие дела о банкротстве ЗАО «СК «Внуково» от ранее рассмотренных дел состоит, во-первых, в том, что в настоящем споре суд впервые указал на возможность применения по аналогии пункта 9 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29.06.2023 N 26 «Об особенностях применения судами в делах о несостоятельности (банкротстве)» норм о поручительстве» (в указанном пункте речь идет о консолидации требования кредитора с требованием поручителя, исполнившего обязательство за должника).
Во-вторых, в деле ООО «Балтика» заинтересованный кредитор своими действиями де-факто выразил согласие на субординацию своих требований к должнику по отношению к требованиям независимого кредитора.
Так, аффилированный кредитор заключил соглашение о передаче своего вексельного требования к должнику в залог внешнему кредитору – банку. Такое структурирование кредиторами своих правоотношений Судом квалифицировано как договоренность о субординации требований подчиненного кредитора по отношению к требованиям главного.
В деле же о банкротстве ЗАО «СК «Внуково» кредиторы вообще не заключали никаких соглашений и своего согласия на понижение очередности удовлетворения своих требований ни таким, ни каким-либо иным образом не выражали.
Тем не менее, Верховный Суд установил неопровержимую презумпцию о согласии аффилированного кредитора на субординацию в банкротстве в том случае, если он одновременно является контролирующим должника лицом, а должник заключил с независимым кредитором договор финансирования (в данном случае кредитный) на условиях субординации внутригрупповых требований.
У этой, по меньшей мере, спорной позиции есть слабые стороны, которые необходимо рассмотреть далее.
II.
Начать стоит с того, может ли в принципе применяться в банкротстве соглашение кредиторов о субординации, достигнутое ранее в условиях, когда должник не отвечал еще признакам несостоятельности.
Как в деле о банкротстве ООО «Анкор Девелопмент», так и в рассматриваемом деле Верховный Суд без какого-либо логического обоснования констатирует, что «экономические мотивы урегулирования отношений подобным образом [под условием субординации] обусловлены, в первую очередь, возможным банкротством заемщика в будущем».
Рискну высказать альтернативную точку зрения. Для этого предлагаю исходить из ситуации, в которой заключается соглашение, и цели его заключения.
В обстановке финансовой стабильности должника кредиторы, заключающие соглашение о подчинении требования одного из них требованию другого, исходят из расчета, что денежных средств должника достаточно для погашения всех имеющихся требований. Каждый из кредиторов должника получит от него исполнение в сроки, которые установлены субординационным соглашением.
В данном случае экономическая цель субординации состоит в том, что главный кредитор возвращает вложенные им денежные средства быстрее, чем кредитор, согласившийся на субординацию, но в конечном итоге свои деньги получают все.
В процедуре банкротства же, напротив, кредиторы находятся в ситуации, когда они заранее понимают, что денежных средств должника не хватит для удовлетворения их требований в полном объеме, следовательно, и целеполагание заключения субординационного соглашения в описанных условиях совершенно иное. В этом случае участие в соглашении для подчиненного кредитора фактически будет означать отсутствие даже частичного удовлетворения своих требований из конкурсной массы.
Как и любой разумный хозяйствующий субъект, кредиторы будут исходить из цели процедуры несостоятельности, которую можно сформулировать, проанализировав законодательство о банкротстве. Такая цель в самом общем виде состоит в справедливом распределении имущественной массы должника среди кредиторов в ситуации ее дефицита для погашения образовавшихся долгов.
В этой связи весьма сомнительно утверждение суда, что договорившись о субординации в обстановке, когда у должника достаточно имущества, кредиторы желают сохранения этого условия и при возникновении у должника финансового кризиса. По крайней мере, один из кредиторов – подчиненный при заключении субординационного соглашения, в котором специально не оговорено, что оно продолжает действовать и в процедурах банкротства, этого не подразумевает и не желает, поскольку это ему экономически не выгодно.
Особенностью настоящего спора является то, что такой договоренности (о субординации в случае банкротства) ни в виде отдельного соглашения, ни в форме условия кредитного договора не существовало.
Положения Гражданского кодекса РФ о субординационном соглашении (статья 309.1) регулируют частноправовой сектор отношений кредиторов, позволяя им договариваться о порядке взаимодействия друг с другом и с должником. В данном случае кредиторы в полной мере вольны реализовывать свои права, предоставленные гражданским законодательством, с учетом установленных законом ограничений.
Сложно спорить с тем, что с наступлением каждой последующей стадии банкротства таких ограничений становится все больше, кредиторы ограничиваются в правах все сильнее, регулирующие отношения участвующих в деле о банкротстве лиц нормы становятся все более императивными и так далее. Появляется публичный элемент в лице арбитражного суда, под контролем которого осуществляется процедура.
Учитывая, что ранее Верховный Суд в делах о банкротстве никогда не давал правовую оценку соглашению о субординации, заключенному кредиторами должника на добанкротной стадии, на предмет возможности его применения в деле о банкротстве, ряд норм закона о банкротстве в совокупности с разъяснениями Пленума Верховного Суда РФ можно истолковать как хоть и не исключающие, но ограничивающие такую возможность.
Так, из положений абзацев 2, 7 пункта 1 статьи 126 Закона о банкротстве следует, что после принятия судебного акта об открытии конкурсного производства все возникшие к тому моменту требования кредиторов номинально считаются равными, вне зависимости от ранее достигнутых кредиторами договоренностей, в частности, касающихся сроков исполнения таких требований.
Согласно разъяснениям, содержащимся в пункте 4 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 22.11.2016 N 54 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации об обязательствах и их исполнении», соглашение кредиторов о порядке удовлетворения их однородных требований к должнику создает обязательства между кредиторами, но не меняет порядок проведения процедур и очередность удовлетворения требований кредиторов, установленные Законом о банкротстве.
Все это может интерпретироваться таким образом, что у кредиторов в банкротстве уже нет такого значительного пространства для маневра в плане реализации достигнутых ранее договоренностей по сравнению с ситуацией, когда должник является финансово стабильным.
Это вовсе не означает, что кредиторы не могут заключать соглашений о порядке удовлетворения их требований к должнику на стадии его банкротства, но, очевидно, такие соглашения должны оцениваться судом на предмет возможного нарушения прав не участвующих в них кредиторов, а также публичных интересов.
Как вариант, формой таких договоренностей может стать утверждаемое судом мировое соглашение либо судебный акт о разрешении разногласий о порядке расчетов с кредиторами.
Если предположить возможность заключения кредиторами субординационного соглашения до либо после введения в отношении должника процедуры банкротства, предмет такого договора должен быть сформулирован таким образом, чтобы участвующим в нем кредиторам было понятно, что они подписывают и какие последствия их ждут.
III.
Кредитный договор, который изучал Верховный Суд в деле о банкротстве ЗАО «СК «Внуково», по своей форме, разумеется, никаким субординационным соглашением не является. Поэтому ссылка Судебной коллегии на статью 309.1 ГК РФ выглядит скорее как попытка уместить собственное понимание справедливости в тесные, не подходящие по форме рамки нормативно-правового акта.
В самом деле, главный критерий, который и формирует такое понятие как «соглашение кредиторов», кредитным договором не соблюден – кредиторы, которых спор привел в Верховный Суд, в нем не участвовали. Точнее, участвовал только один из них – банк.
Положение той же статьи (пункт 3) о том, что соглашение не создает обязанностей для не участвующих в нем лиц, находится в явном противоречии с фактическими обстоятельствами дела. В связи с этим перед Судом стояла задача изобрести некую правовую конструкцию, которая бы позволяла обойти императивную норму в отсутствие каких-либо фактических и юридических признаков волеизъявления аффилированных кредиторов на субординацию их требований в общем и в банкротстве в частности.
Не скрою, в какой-то момент показалось, что такой конструкцией в настоящем деле может стать позиционирование судом должника в качестве некого «представителя» или «выразителя воли» всей группы связанных между собой лиц, в том числе, конечных бенефициаров.
То есть должник, заключивший кредитный договор с условием об исполнении своих обязательств перед аффлированными лицами после исполнения обязательств перед независимым кредитором, действовал от имени всей группы компаний, то есть заключил с банком де-факто субординационное соглашение, которое осталось применить в банкротстве, понизив очередность удовлетворения аффилированных с должником кредиторов.
Однако такой подход мог привести к тому, что правосубъектность компаний группы и связанных с должником физических лиц была бы поставлена под сомнение.
Так новшеством стала разработанная Судом презумпция согласия аффилированного кредитора на субординацию в случае, если такой кредитор и должник контролируются одними и теми же лицами.
На мой взгляд, такой поход таит в себе большую опасность. И главная проблема со стоит не в том, что созданная Верховным Судом презумпция является неопровержимой.
То, от чего судебная практика все это время пыталась уйти при рассмотрении споров о субординации абсолютной, с подачи Верховного Суда возникает в спорах о субординации относительной.
В случае с абсолютной субординацией Суд неоднократно высказывал позицию о том, что аффилированность должника и кредитора не может быть ее единственным основанием: для признания требований связанного с должником кредитора необходимо, как минимум, проанализировать финансовое состояние должника в момент предоставления финансирования; также имеет значение форма такого финансирования и осведомленность о нем независимых кредиторов.
В рассматриваемой же ситуации контроль со стороны одного лица (читай: форма той же аффилированности) кредитора и должника гарантирует признание судом требований аффилированного кредитора подлежащими субординации.
Оговорка Суда о том, что в случае простой аффилированности должника и кредитора для определения наличия оснований субординации необходимо установить контролируются ли они одними и теми же лицами (обособленный спор с участием АО «Авиаконсорциум»), является слабым утешением, так как представляется очевидным, что для правильного разрешения аналогичных споров должен устанавливаться не только факт взаимной связи должника и кредитора, но и действительная воля кредитора, воля сторон при заключении кредитного договора, тот объем прав и обязанностей, на которые рассчитывали стороны при заключении договора.
Примечательно, что в деле о банкротстве ЗАО «СК «Внуково» поведение сторон как раз свидетельствовало о том, что никто из них не рассчитывал на распространение пункта кредитного договора о субординации на ситуацию банкротства должника.
Во-первых, данный пункт не содержит прямого указания на его применение в процедуре банкротства.
Во-вторых, в течение длительного времени после подачи заявления о банкротстве должника банк не требовал применения данного пункта, вообще не интерпретировал его как некое основание для возражений на требования аффилированных кредиторов.
Изначально все возражения банка сводились именно к требованию абсолютной субординации, а также к отказу в признании внутригрупповых требований обоснованными по основаниям их якобы притворности (банк пытался убедить суд, что, выдавая должнику займы, бенефициары на самом деле имели в виду вклад в уставный капитал). Как было отмечено выше, ни то, ни другое суды не посчитали состоятельной правовой позицией.
Таким образом, в данном деле у «согласия» бенефициаров и компании группы на субординацию в банкротстве отсутствуют даже косвенные подтверждающие признаки. Возможно, в последующем будут рассмотрены дела, в которых такое согласие будет более очевидным, но в любом случае этот вопрос подлежит отдельному исследованию судом в каждом конкретном случае и это не повод для формулирования подобных презумпций согласия на будущее.
Еще одной очевидной негативной тенденцией является то, что в ситуации неопределенности, когда невозможно с уверенностью сказать, что стороны планировали наступление именно этих событий, а ряд вышеперечисленных обстоятельств свидетельствует ровно об обратном, суд возложил все негативные последствия данной неопределенности на аффилированных кредиторов при том, что судами было установлено отсутствие злоупотребления в какой-либо форме с их стороны.
Правовые и экономические обоснования такого шага в тексте определений отсутствуют.
IV.
Ориентировавшиеся ранее на разъяснения Верховного Суда по вопросу абсолютной субординации (судебную практику и Обзор) добросовестные «собственники бизнеса», привлекающие денежные средства для его развития, в целях сохранения возможности возвратить часть вложенных средств в случае банкротства проектной компании отныне вынуждены будут следить не только за формой собственных инвестиций, раскрытием информации о финансовом состоянии компании перед независимыми партнерами, но и наличием в тексте договора о предоставлении денежных средств от внешнего кредитора условий о субординации аффилированных требований.
С принятием Верховным Судом определений по делу о несостоятельности ЗАО «СК «Внуково» добросовестность бенефициаров перестает считаться универсальным критерием сохранения ими права на часть конкурсной массы должника в банкротстве.
С учетом того, что примерно в 100 % случаев крупные кредиты в Российской Федерации выдаются исключительно под условием субординации любых иных обязательств заемщика по отношению к кредитному обязательству, вероятность признания впоследствии судами контролирующих должника лиц равноправными кредиторами в банкротстве в свете принятой Верховным Судом позиции стремится к нулю.
Так как имущество должника распределяется между кредиторами пропорционально, стоит заметить, что консолидированное требование бенефициара технически всегда будет погашаться не только после требований главного кредитора, но и после требований всех остальных независимых кредиторов реестра.
В этой связи при недостаточности денежных средств для погашения всех обязательств для аффилированного кредитора экономически не будет никакой разницы в том, субординируют его требования относительно или абсолютно.
Рассмотренная в настоящей статье позиция Верховного Суда с высокой долей вероятности сведет на нет такой институт как партнерство кредитных организаций и частных инвесторов, окончательно переформатировав его в отношения подчинения, когда одна более сильная сторона фактически диктует свою волю другой стороне, вынужденной идти на любые уступки.
Уверен, что Судебная коллегия предельно адекватно оценивает действительность и понимает, что единственным выгодоприобретателем сформированной ей правовой конструкции являются крупные кредитные организации – банки, тогда как средний и малый бизнес, напротив, может потерять всякий стимул развивать какие-то проекты за счет собственных денег.
Разумеется, спорить с высказавшим свое мнение Верховным Судом не имеет смысла, однако интерес к описанной проблеме сообщества предпринимателей и практикующих юристов способен породить дискуссию, результатом которой может стать смещение судебной практики от тренда на «спасение» крупного капитала в сторону защиты прав добросовестных бизнесменов.
Ведь в конечном итоге общеизвестно, что стимулирование инвестиций способствует развитию и экономическому процветанию общества и государства, чего никогда не удастся достигнуть, если само государство в лице своих судебных органов будет устанавливать барьеры в виде демотивирующих презумпций на пути созидающей активности бизнеса.
