Содержание:

1) Особенности преюдициального действия судебных актов в процедуре банкротства

2) Определение преюдициальных обстоятельств в делах, связанных с взысканием убытков

3) О преюдиции фактов в их правовой оценке в рамках дела о банкротстве

4) Преюдиция обстоятельств, установленных в обособленных спорах, при участии заинтересованных лиц

5) Преюдиция фактов и состояний, установленных в налоговых процедурах

6) Заключение

7) Список использованной литературы

В современной научной литературе существует множество подходов , связанных с пониманием преюдиции, например, ее правовую природу рассматривают как следствие процессуальной экономии[5]или как эстоппель. Невозможно не привести и расхожую цитату М.З.Шварца: «то, что мы сейчас переживаем – это агония преюдиции» [6]. На наш взгляд, это не столько дискуссия о природе самой преюдиции, сколько о свойствах судебного решения, одних из который является преюдиция установленных судом обстоятельств. От того, следствием какого свойства законной силы является преюдиция, зависит и построение модели, которое текстуально в настоящее время в процессуальных кодексах связано только с освобождением от доказывания. С этих позиций имеет место некоторое смешение понятий общеобязательности, законной силы, последствий процессуального поведения и т.д.

В любом случае в данной связи назревает то или иное законодательное решение, обусловленное сложностью действия судебных актов в банкротстве[7].

1) Особенности преюдициального действия судебных актов в процедуре банкротства

Преюдиция, направленная на обеспечение действия законной силы судебного решения, детерминируется режимом фактоустановлени[8]. На наш взгляд, в банкротстве, которое хотя и представляет собой часть арбитражного процесса, есть некоторые особенности, определяющие действие решения по обособленному спору во всей динамике дела. Дадим их описание, чтобы подчеркнуть общие закономерности, в рамках которых должна быть выстроена процессуальная модель разрешения спора.

Специфика банкротных дел состоит в таком явлении как повышенная динамика процесса, она заключается в следующем. Во-первых, в банкротстве круг участников дела является чрезвычайно нестабильным. Он обусловлен непрерывностью процесса включения в реестр требований новых кредиторов (и также исключения из него). До этого момента они не являются лицами, участвующими в деле, но, когда станут, некоторые процессуальные решения уже будут приняты, а логика развития процесса банкротства не предполагает возможности для них пересматривать эти решения. Например, они не могли возражать против включения в реестр других кредиторов. Таким образом, они в известной мере становятся заложниками преюдиции, хотя в силу буквального толкования закона она них распространятся не может. С другой стороны, к этому имеется политико-правовая составляющая, когда кредитор, не будучи профессиональным участником дела о банкротстве не может следить за каждым судебным спором. Из этого исходит и Верховный Суд РФ[9], когда допускает для кредитора, поручившего исполнение судебного решения уполномоченному органу, право не отслеживать в дальнейшем переход должника в состояние банкротства. Из этого следует исходить при оценке поведения кредиторов: они должны реагировать только на факты неправомерного поведения иных лиц при наличии непосредственно у них соответствующих доказательств. От кредитора нельзя требовать, чтобы он на всякий случай вступал в процессуальный конфликт путем оспаривания всех сделок, действий и решений, которые только возможно. На практике это приведет только к мультипликации споров и в разы снизит эффективность их разрешения.

Таким образом, представляется неочевидным вопрос установления лиц, на которых будет распространятся законная сила судебного акта по обособленному спору. Конкурсные кредиторы как общность автоматически этими лицами признаны быть не могут[10], потому что к этому нет прямого указания в законе: ни общей норме в Арбитражном процессуальном кодексе РФ, ни специальной в законе о банкротстве.

Во-вторых, динамика банкротного дела опосредована непрерывным развитием и поиском доказательств. Это отчасти вытекает из первого утверждения о непрерывном изменении состава участников дела, каждый из которых вступая в него привносит новые доказательства. Таким образом, доказательственная картина дела меняется от одного обособленного спора к другому (например, устанавливается факт аффилированности, о чем будет приведен соответствующий пример). Это поднимает вопросы, связанные процессуальным поведением (в первую очередь доктриной эстоппель), которое в законодательстве не находит свое отражение в отличие от норм материального права[11]. В литературе по этому поводу приводится соответствующее утверждение со ссылкой на существующую практику, которая продолжает находиться в поиске баланса между ограничением процессуальных прав недобросовестных участников процесса и защитой ожиданий стороны, полагающейся на процессуальное поведение оппонента[12]. Участники банкротного дела во много используют не столько свои, сколько доказательства, уже собранные участниками в рамках других дел (банковские выписки, результаты экспертиз, оценка имущества, сведения из налогового органа и т.д.), но еще не использованные для удовлетворения соответствующего процессуального интереса.

Важной особенностью дел о банкротстве является участие в нем физических лиц не только в качестве должников, о банкротстве которых и подается заявление. В целях настоящей работы нас интересуют обособленные споры, где физические лица являются ответчиками по искам о взыскании убытков или привлечении их к субсидиарной ответственности. Арбитражный процесс не знает других примеров, когда по его процедурам рассматриваются иски к физическим лицам. Эти споры в прямом смысле нельзя назвать предпринимательскими, однако же их серьезность, необходимость исследования большого объема обстоятельств, которые во многом обобщены разрешением предшествующих обособленных споров (например, о невыполнении обязанностей по передаче документации или исков о взыскании убытков). Вообще привлечение к субсидиарной ответственности является, пожалуй, самым сложным в деле о банкротстве, поэтому характер этого спора по режиму фактоустановления приближается к особому производству. Во всяком случае, должна быть исключена ситуация, при которой сначала одни из конкурсных кредиторов обратился с иском о привлечении контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности, а потом это сделает иной кредитор, но по тем же основаниям.

Еще одной специфической чертой, которая предопределяет особенности построения процессуальной модели преюдиции в банкротстве, становится ведение дела арбитражным управляющим, который является стороной каждого обособленного спора, но при этом может допускать некоторые погрешности, которые не должны приводить к ущемлению прав других кредиторов. Во всяком случае, это будет справедливым в отношении миноритарных кредиторов, не оказывающих влияние на ход процедуры или голосовавших за иную кандидатуру конкурсного управляющего. Частью этой особенности служит еще и крайне негативное явление как сговор кредиторов с должником, друг с другом или арбитражным управляющим ради получения необходимого процессуального результата. Отчасти эта проблема снимается определением круга лиц, участвующих и не участвующих в деле, на которых будет действовать преюдициальная сила, однако это не снимет напряженности в разрешении вопроса несколько раз.

И последней значимой, по нашему мнению, особенностью банкротного процесса является его длительность, умноженная на количество судебных дел. Целью банкротства является справедливое распределение имущества несостоятельного должника между его кредиторами. В нашем случае оно означает, что этот процесс не может стать бесконечным, когда вновь включенный в реестр кредитор заново запускает процедуру пересмотра всех принятых решений, желая исправить ошибки тех, кто эти вопросы уже ставил, но во многом из-за некачественного ведения дела не смог добиться реализации своих процессуальных целей.

Конституционный Суд РФ[13] также поднимал схожую пробелу. Перед ним был поставлен вопрос о том, вправе ли лицо, привлекаемое к субсидиарной ответственности заявлять о пересмотре решений, принятых к тому моменту, когда конкурсная масса уже сформировалась, кредиторам стало очевидно, что за счет имущества должника осуществить взыскание долга невозможно и им необходимо прибегнуть к процедуре привлечения к субсидиарной ответственности. После того, как встанет вопрос о привлечении контролирующего лица к субсидиарной ответственной фактически встанет вопрос о повторной процедуре банкротства, а применительно к этим делам преюдиция действовать не будет. Конституционный Суд РФ разрешил дело исходя из приоритета права на судебную защиту, когда вступившее в дело контролирующее лицо вправе поставить вопрос о необоснованности притязаний всех кредиторов и заново оспаривать его требования. Видимо, следующим шагом станет гарантия возможности для него заново, с гарантией восстановления всех процессуальных сроков, начинать розыск активов должника. И такая гарантия имеет право на существование.

В этом смысле правильно указано , что процесс перераспределения имущества между кредиторами может идти до бесконечности.[14]

2) Определение преюдициальных обстоятельств в делах, связанных с взысканием убытков

Стандарт доказывания в делах, связанных с взысканием убытков, не регулируется напрямую нормами материального или процессуального права. Применительно к этой ситуации действуют общие правила привлечения к деликтной ответственности, когда противоправность доказывает истец, а ответчик только отсутствие у него вины.

Показательным в этом смысле является следующее дело[15]. Кредитор обратился с иском о взыскании стоимости невозвращённых давальческих материалов[16]. По сути спора должник никаких сведений об их использовании не предоставил, а потому иск был удовлетворен. В дальнейшем в ходе производства по делу о несостоятельности встал вопрос о взыскании убытков с генерального директора должника в связи с тем, что он не пояснил, куда дел эти давальческие материалы, а также не выполнил свою обязанность, установленную законом о банкротстве[17] и не предоставил арбитражному управляющему документы, из которых следовало бы, как эти материалы были использованы и где они находятся сейчас.

Генеральный директор в деле о взыскании стоимости давальческих материалов интересы Общества не представлял, потому что был отстранен от управления им в связи с введением конкурсного производства. В рамках спора о взыскании убытков генеральный директор уже будучи привлеченным к участию в деле выдвинул версию, что давальческие материалы были переданы другой организации, которая выполнила работы и результат сдала заказчику, то есть кредитору. С учетом того, что бремя доказывания в деле о взыскании убытков распределяется в пользу лица привлекаемого к имущественной ответственности, в удовлетворении иска арбитражному управляющему было отказано.

Затем арбитражный управляющий обратился с заявлением о пересмотре по новым обстоятельствам решения о взыскании стоимости давальческих материалов. В нем он указал, что из-за предоставления неполной информации генеральным директором он при первоначальном рассмотрении дела не смог заявить надлежащие доводы, опровергающие факт невозврата давальческих материалов. Кроме того, он сослался как на преюдицирующие факты, что версия директора о передаче им давальческих материалов не опровергнута, следовательно, этот факт установлен и должен преюдицировать.

Действительно, позиция конкурсного управляющего на первый взгляд представляется обоснованной. Имеется судебное решение об отказе в удовлетворении иска о взыскании убытков, в котором сказано, что генеральный директор передал давальческие материалы третьему лицу, которое исполнило обязательство перед кредитором. Это является формальным основанием для возникновения преюдиции. Однако конкурсный управляющий не мог не знать, что эта констатация не опиралась на соответствующий стандарт доказывания. В деле о взыскании убытков именно конкурсный управляющий должен был доказать, что версия генерального директора неверна (в частности, настаивать на привлечении к участию в деле лиц, которых генеральный директор называет исполнителями по договору, требовать раскрыть информацию, ставить вопрос о перераспределении бремени доказывания с учетом неисполнения обязанностей по предоставлению достоверной информации и т.д.). В данном деле конкурсный управляющий этого не сделал, но попытался воспользоваться преюдицией в условиях, когда сам иск он проиграл. Таким образом, ссылка на преюдицию для него стала попыткой исправить процессуальные ошибки, допущенные при ведении дела о взыскании убытков.

Судом было оставлено без удовлетворения[18] заявление конкурсного управляющего о пересмотре решения по вновь открывшимся и новым обстоятельствам по причинам, что они в тексте заявления не отражены. Отказ в удовлетворении иска о привлечении генерального директора к деликтной ответственности таковым не является, поскольку такое судебное решение в ст.311 АПК РФ не упомянуто.

Поставим вопрос, изменился бы подход к преюдиции в ситуации, если бы первоначальный спор о взыскании стоимости давальческих материалов был рассмотрен в деле о банкротстве. Изменился бы как минимум в связи с тем, что там привлечение генерального директора очевидно возможно и допустимо практикой, и скорее всего произошло бы почти автоматически.[19]

Другой составляющей этого дела является поведение генерального директора, когда до и вне процесса, но уже в рамках банкротства он не предоставляет конкурсному управляющему и другим кредиторам информацию, закрепленную каким-либо доказательством. Это и определяет пассивное поведение арбитражного управляющего, который при рассмотрении обособленных споров о включении в реестр кредиторов или как в настоящем случае, когда требование было заявлено отдельно. В таком случае другие кредиторы не получат имущественного удовлетворения исключительно из-за процессуального поведения указанных лиц, что не в полной мере согласуется с принципом равенства кредиторов. Требования одного из них получают привилегию за счет ошибок и процессуального поведения, а не исходя из объективных предпосылок.

3) О преюдиции фактов в их правовой оценке в рамках дела о банкротстве

В банкротстве возникают группы дел, когда нет ясности в последствиях действия судебных актов, в которых договоры признаны недействительными или незаключенными. Действие этих судебных решений определяет дальнейшее развитие правоотношений между кредиторами и должником.

У одного из кредиторов[20] имелось соглашение с должником о том, что последний обязуется заменить собой подрядчика по договору, а также должен был произвести возврат долга за правопредшественника. Должник будет выполнять работы, часть стоимости которых кредитор оплатит, а другая часть пойдет в счет уплаты долга правопредшественника. Существенной особенностью дела является то, что указанное выше соглашение между кредитором, должником и его правопредшественником было достигнуто путем заключения мирового соглашения в рамках дела о взыскании кредитором долга с правопредшественника. Таким образом, сторонами предполагалось, что посредством исполнения в натуре будет покрыта задолженность. Однако должник после выполнения ряда работ также был признан несостоятельным. Кредитор обратился с требованием о включении его в реестр в связи с необходимостью и далее производить исполнение в счет долга, то есть о возврате долга правопредшественника. Одновременно с этим арбитражный управляющий потребовал признать сделку недействительной и применить реституционные последствия.

Дело в том, что оба эти спора базируются на разном бремени доказывания. Исключение или отказ во включении в реестр по мотивам того, что требование основано на недействительной или незаключенной сделке не означает, что это решение будет преюдицировать в целях признания сделки недействительной.

Для включения кредитора в реестр требований должника необходимо, чтобы суд признал требование кредитора обоснованным, что проверяется в ходе судебного заседания, в соответствии со ст. 184, 185 АПК РФ. В случае если, суд вне рамок дела о банкротстве установил наличие задолженности и обязал её погасить, то как правило, достаточно предоставить суду судебный акт, но в случае если требование возникло после признания должника банкротом (например, для признания требования текущим), то у кредитора образуется повышенный стандарт доказывания, выше чем общеисковой гражданский процесс, во избежание включения в конкурсную массу искусственных требований, тем более от аффилированных лиц.  

На первый взгляд логично, если суд уже вынес судебный акт, значит обстоятельства установлены и повторном доказывании не нуждаются, исключений ст. 69 АПК РФ в отношении судебных актов арбитражного суда не содержит. Однако, для равенства процессуальных возможностей кредиторов, чьи требования проверялись в рамках дела о банкротстве, Верховный Суд Российской Федерации в своем Обзоре судебной практики № 2 (2020) ввел новый термин — экстраордиинарное обжалование ошибочного взыскания, представляющий из себя симбиоз «Паулианова иска» (actio Pauliana) и пересмотра судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам лицами, не привлеченными к участию в деле[21].

Речь идет об определениях об утверждении мирового соглашения и отказа от искового заявления. Ссылаясь на термин экстраординарного обжалования ошибочного взыскания кредиторы могут вне рамок дела о банкротстве обжаловать подобные судебные акты, вступившие в законную силу, поскольку с момента включения требования кредитора- заявителя, вступивший в законную силу судебный акт затрагивает его права и законные интересы как кредитора. 

Необходимо понимать, что даже в таких определениях суд проверяет законность отказа от иска и заключения мирового соглашения, но под призмой гражданского права, не вдаваясь в смысл заключения подобного соглашения и уж тем более не руководствуясь нормами Закона о банкротстве, в силу объективного отсутствия признаков. Соответственно, из правовых ожиданий, кредитору ничего не мешает заключать на основании мирового соглашения, новые дополнительные соглашения во внесудебном порядке и в случае споров ссылаться на преюдицию законности, заключенного мирового соглашения, поскольку это обстоятельство уже было установлено судом. Более того, на фоне обычного соглашения мировое соглашение, утвержденное судом выглядит более авторитетно.

С учетом изложенного вернемся к приведенному выше примеру. Итак, Истец выплатил по договору аванс Подрядчику. В период действия договора Подрядчик привлек Агента, который на основании агентского соглашения осуществлял исполнение части работ Истца вместо Подрядчика. Часть аванса не была отработана Подрядчиком, что побудило Истца обратиться в суд с требованием о взыскании долга. Иск о взыскании неотработанного аванса был удовлетворен.

На стадии исполнения судебного акта от Подрядчика поступило заявление об утверждении мирового соглашения между ним, Заказчиком и Агентом, которое впоследствии было утверждено судом. По его условиям, Агент принял на себя обязательство за вознаграждение совершать от имени Подрядчика обязательства перед Заказчиком, кроме того, Агент и Подрядчик стали отвечать солидарно перед Заказчиком по той сумме долга, которая была изначально взыскана с Подрядчика.

Во время заключения мирового соглашения подрядчик уже находился в процедуре наблюдения, но стороны заключили дополнительное соглашение, дублировавшее часть условий мирового соглашения, а Агент еще несколько лет оказывал услуги по Соглашению, что было оплачено Истцом в части, остальная часть уходила в погашение солидарного долга Подрядчика.

После признания Агента банкротом, конкурсный управляющий сначала вне рамок дела о банкротстве отменил мировое соглашение, утвержденное судом, ссылаясь на экстраординарное обжалование ошибочного взыскания. А после отмены мирового соглашения, конкурсный управляющий обратился с заявлением о признании дополнительного соглашения недействительной сделкой, уже в рамках дела о банкротстве. Доводы сводились к признанию дополнительного соглашения незаключенным из-за отсутствия существенно важных условий, тем самым отделяя от мирового соглашения, как две разные сделки. Довод истца о том, что Агент проявлял конклюдентные действий именно в отношении мирового соглашения в купе с дополнительным соглашением суд отверг, поскольку мировое соглашение было отменено, а из дополнительного соглашения не следует принятие агентом солидарных обязательств.

Таким образом, мировое соглашение, которое в правовом смысле должно было гарантировать право на истребование долга, было отменено, что повлекло непрогнозируемые последствия. Истец, убежденный в законности мирового соглашения, что в случае спора сможет возразить, ссылаясь на нормы преюдиции о законности соглашения, согласился на заключение и дополнительного соглашения (чего бы он не сделал, будучи не уверенным), был исключен из реестра требований, но помимо этого, подверг себя риску реституции уже в части исполненных агентом обязательств, а именно взысканию с него второй части денежных средств, уходившей в погашение долга Подрядчика. 

Для разрешения проблемы в виде ошибочных правовых ожиданий в части разрешенности судебного акта и его обладания статусом законной силы, предлагается обозначить в ст. 69 АПК РФ исключения из судебных актов в виде определений об отказе от иска и утверждении мировых соглашений, как актов, где суд уже не устанавливает обстоятельства, например, экономической целесообразности заключения соглашения, а лишь проверяет соответствие текста закону.

В контексте позиции суда[22] представляется важным ответ на вопрос об оценке правовых ожиданий кредитора при заключении соглашения, а также о том, что в условиях, когда на незаключенности договора настаивает не сторона договора, а конкурсный управляющий, оценка поведения должника должна производиться так, как будто банкротства не существует. Если должник производил исполнение договора в парадигме мирового соглашения и будучи уверенным, что он имеет отсылочные условия к мировому соглашению, его отмена по требованиям кредиторов на основе паулианова иска не может приводить к незаключенности и самого соглашения. Иное означало бы, что для кредитора будет преюдицировать решения суда об отмене мирового соглашения с обратной силой, а спор решается без учета правовых ожиданий и правовых оценок самого должника. На наш взгляд, наличие признаков несостоятельности не должно приводить к признанию сделок незаключенными при условии выведения воли должника за скобки. Конкурсный управляющий при оспаривании сделок должника не может вступать в конфликт по поводу правовых ожиданий и правовых оценок самого должника.

4) Преюдиция обстоятельств, установленных в обособленных спорах, при участии заинтересованных лиц

И совершенно по-другому предлагает нам посмотреть на преюдицию внутри банкротного спора оценка аффилированности кредиторов по отношению к должнику. Установление этого факта не представляет какой-то самостоятельный процесс. В первую очередь это связано с тем, что их требования не субординируются, но они лишаются права участия в голосовании по некоторым вопросам[23].

Факт аффилированности может быть установлен и преимущественно устанавливается в делах, связанных с оспариваем решения собрания кредиторов о выборе кандидатуры арбитражного управляющего.

Другим правовым последствием установления факта аффилированности является перераспределение доказательственных презумпций не в пользу заинтересованного лица. Представим ситуацию, что при включении кредитора в реестр никто не заявлял об его аффилированности (оставим за скобками были ли у этих лиц соответствующие доводы для этого или нет). Затем, например, при оспаривании участия этого кредитора в общем собрании другие ставят вопрос об отказе в связи с его аффилированностью и выигрывают дело. Вправе ли эти кредиторы в дальнейшем ставить вопрос об исключении его из реестра ссылаясь на то, что требования заявлены на основании недействительной сделки или о применении субординации в других вариантах? Например, без установления факта аффилированности кредиторы не смогли бы применить повышенный стандарт доказывания к требованиям заинтересованного лица.

Для построения алгоритма оценки процессуальной модели обеспечения непротиворечивости судебных актов с учетом действия преюдиции в условиях обеспечения действия принципа равенства кредиторов необходимо сравнительным методом выявить особенности применения преюдиции или её аналогов в законодательстве разных стран.

Исследуя гражданский процесс некоторых зарубежных стран было установлено различное регулирование объективных и субъективных пределов законной силы судебного решения, вопросов процессуальной экономии, стандартов гарантии права на судебную защиту и просто специфика гражданского судопроизводства того или иного государства приводят к тому, что правила преюдиции в гражданском процессе разных стран закреплены неодинаково.

Например, во Франции понятие «преюдиция» не применяется вовсе. Вместо этого присутствует процессуальная доктрина, наделяющая авторитетом истины резолютивную часть судебного акта, но не мотивировочную.

В немецком гражданском процессуальном законодательстве также вместо преюдиции закреплено деление законной силы судебного решения на материальную (materielle Rechtskraft) и формальную (formelle Rechtskraft). В соответствии с частью 1 статьи 322 Гражданского процессуального уложения Германии решения обладают законной силой лишь постольку, поскольку в них решен вопрос о требовании, заявленном в иске или встречном иске. Иными словами, стороны не имеют право доказывать факты в целях оспаривания вступившего в законную силу судебного постановления»[24].

Из этого можно сделать вывод, что во Франции и Германии схожи подходы в применении преюдиции, но только в резолютивной части, однако, подобная практика не представляется возможным к применению в условиях судебного процесса в Российской Федерации, особенно в делах о банкротстве, где сложность правовой оценки способна возникнуть даже в рамках одного дела, когда суд несколько раз меняет свое мнение.

Так в одном деле временный управляющий подготовил заключение о наличии (отсутствии) признаков фиктивного или преднамеренного банкротства, где пришел к выводу о наличии признаков аффилированности одного из кредитора, что послужило поводом для обращения других кредиторов с заявлением о признании требований аффилированного лица, включенных в реестр требований, необоснованными и неподлежащими включению в реестр требований кредиторов. 

В ходе разрешения спора аффилированный кредитор смог доказать суду фактическое исполнение условий договора со стороны кредитора и образование задолженности со стороны должника, что не позволило исключить их требования из реестра. По поводу своей аффилированности с должником данный кредитор не сделал никаких заявлений Однако, в отношении вопроса аффилированности кредитора, суд не делает правовых выводов, вместо этого указывает на наличие признаков аффилированности.

Далее при оспаривании собрания кредиторов, где принимались решения по вопросам утверждения новой кандидатуры конкурсного управляющего и выбора комитета кредиторов апеллируя тем, что в данных вопросах голоса аффилированных лиц не должны учитываться[25]. Суд признал собрание кредиторов недействительным, мотивируя нормами, применяемыми при исключении голосов аффилированных лиц, но не исследуя обстоятельства, указывающие на аффилированность, а лишь указывая, что данне обстоятельства не оспаривалось лицами, участвующими в деле в условиях повышенного стандарта доказывания со стороны аффилированного кредитора[26].

Другими словами, несмотря на повышенный стандарт доказывания со стороны кредитора, подозревающегося в аффилированности с должником, суд исследовал вопросы обоснованности требования и законности собрания кредиторов, но не признания кредитора аффилированным. Фактически суд установил аффилированность косвенно, не вдаваясь в приводимые доводы, не давая им оценку, а лишь опираясь на «бытийные факты», а «юридическими фактами» то есть фактами, оцененными судом, являлись обоснованность требований и незаконность принятого решения на собрании кредиторов.

При оспаривании другого собрания кредиторов с похожими вопросами, суд в третий раз оценивал доказательства аффилированности, но впервые дал мотивированную позицию[27], но формированию противоречивой судебной практики это не помешало. В результате, суд многократно оценивал одни и те же обстоятельства раз за разом, как и в отношении признания аффилированности, причем ссылаясь на нормы преюдиции судебного акта, установившего аффилированность[28], так и отрицания, опять же ссылаясь на преюдицию судебных актов не установивших преюдицию[29].

Таким образом, кредиторы обращались не с заявлениями о признании кредитора аффилированным, а о применении последствий аффилированности кредитора, подразумевающее исследование доказательств и в конечном счете признании или непризнании кредитора аффилированным, что должно находить отражение в резолютивной части вместе с решением об удовлетворении заявления или об отказе в его удовлетворении. Но вместо этого, суд многократно давал разную оценку одним и тем же доказательствам, в рамках смежных обособленных споров, одного банкротного дела. Это указывает на то, что в российской практике превалирует совокупность установленных фактов вместе с грамотной юридической оценкой, отсутствие одного из элементов образует проблему незавершенности разрешения спора, при этом наличие элементов строго субъективно на усмотрение суда, поскольку суды, ссылаясь на нормы преюдиции, ссылались на разные судебные акты, где были разные стандарты доказывания. Можно сказать, что правила применения аналогов преюдиции Германии и Франции не способны решить проблемы нашего права.

Если обратиться к регулированию, которое имеет место в зарубежном законодательстве, то наиболее обстоятельно понятие преюдиции разработано в США. В них имеется доктрина судебного предрешения (former adjudication), которая состоит из двух чайстей: запрета на повторное предъявление тождественного иска и недопустимость повторного разрешения одних и тех же вопросов.[30].

Понимание этой доктрины связаны со следующим: «публичный интерес требует, чтобы тяжбе был положен конец; никто не должен подвергаться опасности судебного преследования дважды по одной и той же причине»[31]. В США так же, как и в России, понимается природа преюдиции, которая заключается в освобождении стороны от несения излишних расходов, снижении нагрузки на суда, повышении правовой определенности[32].

В литературе[33] применительно к США сформулирован алгоритм, состоящий из критериев, на основании которых можно сделать вывод о применении преюдиции в конкретном деле. Воспроизведем его для наглядности: 1) участие сторон в предыдущем деле; 2) тождественность предмета спора или спорных фактов; 3) действительность и окончательный характер судебного или арбитражного решения; 4) реализация гарантии права быть выслушанным; 5) наличие противоречивых судебных решений и необходимость уважения решений, вынесенных судами других штатов; 6) изменение обстоятельств или достижения в области научных знаний; 7) отнесение правил преюдиции к материальному или процессуальному праву того или иного штата; 8) заявление о применении преюдиции в оборонительных или наступательных целях[34].

Вызывает интерес и то, что в США преюдицируют и промежуточные судебные решения, постановление суда, которым спор признается подлежащим рассмотрению в арбитраже (третейском суде)[35]. В американском правопорядке значительное внимание отведено и преюдиции решения арбитража[36]. Это связано с существенными особенностями рассмотрения дела, связанного с наличием у сторон возможностей участвовать в установлении фактов.

Значимым для нашей работы (в контексте доказательственной динамики дела о банкротстве) станет возможность отойти от действия преюдиции в ситуации, если ответчик докажет, что с момента внесения преюдицирующего судебного акта существенно изменились обстоятельства, или в частности, произошло существенное изменение возможностей познания, при котором суд бы пришел к противоположным выводам[37]. Это возвращает нас с вопросу о соотношении институтов преюдиции и пересмотра решения по новым обстоятельствам, потмоу что в американском правопорядке отказ в применении преюдиции означает констатацию неправильности принятого судебного акта. Аналогично разрешается и вопрос о преюдиции фактов в их правовой оценке. Иногда американские суды затрудняются четко провести границу между выводами о фактах и правовыми выводами[38].

5) Преюдиция фактов и состояний, установленных в налоговых процедурах

Пожалуй самым острым вопросом в судебной практике в контексте преюдиции является ее межотраслевой характер. Об этом уже упоминалось во введении, когда говорилось, что в каждом процессуальном кодексе имеется собственная система доказывания. Преюдиция может существовать только тогда, когда она оправдана соответствующим режимом фактоустановления. В этой связи довольно трудно представить, чтобы, например, для уголовного дела презимировали обстоятельства, установленные решение по гражданскому или арбитражному, в том числе банкротному, делу.

В том числе и по указанным причинам в нашем исследовании мы сконцентрировались на преюдиции, возникающей только в самом банкротном деле. Однако же в настоящее время в связи повышенной активностью налоговых органов, которые также являются конкурсными кредиторами, стал подниматься вопрос о возможности установления фактов в рамках процедур налогового контроля, которые затем будут использованы в рамках дела о банкротстве. Об этом говорил еще ВАС РФ, когда оценивал допустимость применения в налоговых проверках сведений, полученных посредством проведения оперативно-розыскных мероприятий[39]

Поставим вопрос, существует ли межотраслевая преюдиция, когда в рамках налоговой проверки устанавливается схожее правовое явление, которое может быть значимо и в банкротном деле? Например, взаимозависимость как предпосылка возникновения статуса заинтересованного лица в деле о банкротстве.

Автор встречал судебные дела, когда прямо в рамках выездной налоговой проверки (в акте, а затем и в решении) налоговый орган делал констатацию о том, что имело место преднамеренное банкротство, а также, что имеется аффилированность между должником (он был проверяемым налогоплательщиком) и его кредитором. Налоговый орган также в решении по проверке по сути признал недействительными сделки между ними, а затем просил применить эти последствия в банкротном деле[40]. Любопытно, что в качестве таковых оснований его ссылка на отражение соответствующих обстоятельств в акте налоговой проверки не сыграла решающей роли, поэтому необходимость оспаривания данной констатации аффилированным кредиторов отсутствует.

Заключение:

Производство по делу о несостоятельности имеет ряд существенных особенностей, которые определяют действие законной силы судебного акта по обособленному спору. Внутри банкротного дела наличествует соответствующий круг лиц. В нем также могут участвовать кредиторы, играющими наиболее активную роль, определяющие ход дело, чьи решения влияют и на действие судебных актов в отношение иных кредиторов. Существуют также ряд фикций, презумпций и стандартов доказывания, которые могут меняться на противоположные.

Преюдиция есть отражение действия принципа состязательности в процессе. К такому выводу мы приходим в том числе по итогам оценки зарубежного опыта ее применения. В странах общего права действие преюдиции является основополагающим. Во многом оно обусловлено теми требованиями к описательной части судебного решения, которые формально описывают доводы приводимые сторонами. В этом смысле происходит рецепция правил, действовавших еще в римском праве[41], когда сквозь призму института эксцепции можно было оценить поведение стороны в процессе.

Это для современного правопорядка означает, что факты, изложенные в мотивировочной части, надо делить на факты решения и факты сопутствующие или фигурирующие, то есть упомянутые, но не имеющие конкретного отражения (которые не были оспорены одной из сторон, а соответственно не являются результатом состязательного противоборства).

При этом в практике Верховного Суда РФ допускаются ситуации, когда требование о включении в реестр кредиторов и дело об оспаривании сделки, на которой оно основано, могут идти параллельно и даже оба быть удовлетворены в связи с разным стандартом доказывания и разными доказательственными презумпциями[42]

Эссе начато с утверждении о преюдиции как механизме обеспечения правовой определенности, когда верно отмечается в литературе, что это не только основания для освобождения от доказывания, но и запрет доказывать противоположные выводы. Даже говорится о том, что в таком случае одна из сторон ставится в более проигрышное положение. [43] С другой стороны, факты установленные в последствии могут служить основанием для пересмотра уже принятых судебных решений. При этом даже неправильное судебное решение, явившееся следствием процессуального бездействия одной из сторон не может служить основанием для исправления ошибок. Подходы в оценке преюдиции опираются на последствия в совершении процессуальных действий.[44]Пересмотр вступивших в законную силу судебных является экстраориднарной стадией, когда оставление в силе незаконного решения означало бы подрыв фундаментальных прав на доступ к судебной защите.[45] В любом случае у судебного познания имеются пределы, определенные гносеологическими закономерностями.

Автор приходит к выводу, что без некоторого усложнения законодательства о банкротстве и появления правил действия преюдиции при разрешении обособленных споров, невозможно прийти к результату, обеспечивающему непротиворечивость судебных актов в динамике банкротного производства.

В условиях недостаточности нормативного материала трудно разделить сопутствующие факты и факты основания решения. Проанализировать решение на предмет фактов, составляющих предмет спора, в настоящее время не представляется возможным, так как этот анализ не будет опираться ни на нормы процессуального, ни на нормы материального закона. Эта задача является тем более непростой в деле о банкротстве, когда внутри одного дела есть смена сторон и смена стандартов доказывания, а следовательно, и преюдиции.

Так же важно и процессуальное поведение, когда тот или иной факт считается установленным без погружения в него. Это повышает требования к судебному решению и тому, как оно должно быть написано. Преюдицировать должны только те факты, которые были исследованы судом при принятии того или иного решения и мотивированы.

Суды должны иметь ввиду, что расширение преюдиции за счет применения логических манипуляций может привести к результатам, несовместимым с целями правосудия и единообразием в правоприменительной практике.

Список использованных источников:


[1] Сводные статистические сведения о деятельности федеральных арбитражных судов за 2021 год. URL: http://www.cdep.ru/index.php?id=79&item=6122 (дата обращения: 12.07.2022);

[2] Пункт 3.1 Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 21.12.2011 N 30-П;

[3] Мацкевич П.Н. Еще раз к вопросу о преюдиции в гражданском судопроизводстве // Закон. 2019. N 2.;

[4] Ильин А.В. К вопросу о содержании преюдициальности — свойства законной силы судебного решения // Закон. 2015. N 3. С. 76. ;

[5] Мацкевич П.Н. Преюдиция в гражданском и административном судопроизводстве. Москва: Статут, 2020. 239 с. Целям обеспечения процессуальной экономии, в частности, служат нормы процессуальных кодексов об освобождении от доказывания.

В то же время преюдиция не только освобождает одну из сторон от доказывания обстоятельств, на которые эта сторона ссылается в обоснование своих требований или возражений, но и лишает другую сторону возможности эти обстоятельства оспорить.;

[6] http://civilprocess.ru/wiki/Преюдициальность (дата обращения: 12.07.2022);

[7] Постановление Конституционного Суда РФ от 16.11.2021 N 49-П.;

[8] Пункт 3.3. и пункт 4 Постановления Конституционного Суда РФ от 21.12.2011 N 30-П;

[9] П.21 Обзора судебной практики Верховного Суда Российской Федерации N 3 (2019) (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 27.11.2019);

[10] Высказываются также мнения о корпоративной природе отношений между кредиторами. См., например, Суворов Е.Д. Принцип равенства кредиторов. М. 2022 стр.192.;

[11] Лескина Э.И. Эстоппель в российском цивилистическом процессе // Российский юридический журнал. 2018. N 1(118). С. 111 — 112. Выражено мнение, что данная категория сознательно избегается законодателем, так как правопорядок к ней еще не готов.;

[12] Володарский Д.Б., Кашкарова И.Н. Процессуальный эстоппель в практике российских судов (эмпирический анализ) // Вестник гражданского процесса. 2019. N 5. С. 63.;

[13] Постановление Конституционного Суда РФ от 16.11.2021 N 49-П.;

[14] Егоров А.В. Некоторые проблемы опубликования сведений, связанных с банкротством (на примере отсутствующего должника) («Вестник ВАС РФ», N 8, 2003);

[15] Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 27.06.2022 по делу № А56-106058/2018/уб.3;

[16] Примечательно, что исковое заявление по этому делу было подано, а соответственно и дело рассматривалось в тот момент, когда уже было возбуждено дело о банкротстве, а интересы ответчика представлял конкурсный управляющий, который не заявил о том, что производство должно быть прекращено. В любом случае, суд не мог не обратить внимание, что интересы ответчика представляет конкурсный управляющий, а потому производство по делу подлежит прекращению. Это подчеркивает, что ошибки встречаются повсеместно. 

[17] Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 24.05.2022 по делу № А56-106058/2018/истр.3;

[18] Определение Арбитражного суда города Санкт-Петерубрга и Ленинградской области от 20.06.2022 по делу № А56-78408/2020;

[19] Определение Арбитражного суда города Санкт-Петербурга и Ленинградской области от 20.06.2022 по делу № А56-178408/2020;

[20] Определение Арбитражного суда города Санкт-Петербурга и Ленинградской области от 19.03.2018 по делу № А56-65337/2016;

[21] Лесных В.А., Москаленко Е.К. Различия в способах оспаривания кредиторами мировых соглашений, заключенных с банкротом (сборник материалов Всероссийского конкурса научных статей с международным участием. Екатеринбург, 2022 URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=48105295 (дата обращения: 12.07.2022);

[22] Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 10.06.2022 по делу № А56-116668/2020;

[23] п. 12 Обзора судебной практики разрешения споров, связанных с установлением в процедурах банкротства требований контролирующих должника и аффилированных с ним лиц (утв. Президиумом Верховного Суда РФ от 29.01.2020);

[24] Елисеев Н.Г. Доказывание в гражданском процессе Федеративной Республики Германии: Дис. канд. юрид. наук. М., 1986. С. 101.;

[25] Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 16.05.2019 № 09АП-23109/2019 по делу № А40-114536/17, Постановление Двенадцатого арбитражного апелляционного суда № 12АП-14063/2017 от 07.12.2017 по делу № А12-4026/2017;

[26] Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 25.02.2020 по делу № А56-106058/2018;

[27] Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 04.03.2020 по делу № А56-106058/2018/реш.1;

[28] Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 18.08.2021 по делу № А56-106058/2018/ход.8; Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 07.09.2021 по делу № А56-106058/2018/ход.3;

[29] Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 03.12.2021 по делу № А56-106058/2018/реш.2; Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 28.05.2020; Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 11.06.2020; Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 22.07.2021;

[30] Friedenthal J.H., Kane M.K., Miller A.R. Civil procedure. Fourth Edition. Hornbook series. Thomson / West, 2005. P. 645 – 646;

[31] Пучинский В.К. Гражданский процесс зарубежных стран / Под ред. В.В. Безбаха. М., 2008. С. 207.;

[32] Smith D.V. Finality of Judgment: Issue Preclusion, Claim Preclusion, and Law of the Case // The Colorado Lawyer. 2006. July. P. 43.;

[33] Мацкевич П.Н. Преюдиция в гражданском и административном судопроизводстве;

[34] Freedman W. Op. cit. P. 22.;

[35] Friedenthal J.H., Kane M.K., Miller A.R. Op. cit. P. 695.;

[36] Westerlind J.M. The Preclusive Effect Of Arbitration Awards // Mealey’s litigation report. Reinsurance. 2010. N 8. P. 1.;

[37] См.: Glannon J.W. Examples and Explanations. Civil Procedure. Seventh edition. New York, 2013. P. 577; Решетникова И.В. Доказательственное право Англии и США. Екатеринбург, 1997. С. 102.;

[38] Данная проблема характерна и для отечественного гражданского судопроизводства. См.: § 3 гл. II настоящей работы;

[39] См. п. 45 Постановления Пленума ВАС РФ от 30.07.2013 N 57 «О некоторых вопросах, возникающих при применении арбитражными судами части первой Налогового кодекса Российской Федерации»;

[40] Решение Арбитражного суда Санкт-Петербурга и Ленинградской области от 15.07.2022 по делу №А56-49333/2020;

[41] Борисова Е.А. Римское право — основа юридических знаний об апелляции по гражданским делам // Вестник гражданского процесса. 2021. N 2. С. 80 — 110.;

[42] Пункт 33 Постановления Пленума ВАС РФ от 23.12.2010 N 63 (ред. от 30.07.2013);

«О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)»;

[43] Мацкевич П.Н. Преюдиция в гражданском и административном судопроизводстве. Москва: Статут, 2020. 239 с.;

[44] Мацкевич П.Н. Еще раз к вопросу о преюдиции в гражданском судопроизводстве // Закон. 2019. N 2. С. 98.;

[45] Постановление ЕСПЧ от 11.02.2003 «Дело «Рингвольд (Ringvold) против Норвегии» (жалоба N 34964/97).