Основным признаком предпринимательской деятельности является наличие предпринимательского риска, что недвусмысленно отражено в п. 1 ст. 2 ГК РФ[1]. Современный бизнес неизбежно сталкивается с прогнозированием и предотвращением неблагоприятных событий, которые могут привести к таким негативным последствиям, как невозможность полного погашения требований кредиторов.
В целях обеспечения имущественной безопасности лиц, осуществляющих предпринимательскую деятельность через юридическое лицо, в гражданском законодательстве предусмотрен общий принцип, согласно которому учредитель, участник юридического лица или собственник его имущества не отвечают по обязательствам юридического лица (п. 2 ст. 56 ГК РФ). Между тем, данная норма, в совокупности с главой III.2 Федерального закона от 26.10.2002 N 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)», предусматривает некоторые исключения из данного правила[2].
Субсидиарная ответственность представляет собой возможность взыскать недополученный долг с контролирующих должника лиц в случае, если юридическое лицо не способно удовлетворить требования кредиторов[3]. В законе о банкротстве определены два вида субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц:
- Ответственность за невозможность полного погашения требований кредиторов (ст. 61.11 ЗоБ);
- Ответственность за неподачу (несвоевременную подачу) заявления должника (ст. 61.12 ЗоБ);
В случае привлечения к субсидиарной ответственности нескольких контролирующих должника лиц они несут такую ответственность солидарно (ч. 1 ст. 1080 ГК РФ)[4]. Данное положение отражено в определении ВС РФ от 6 августа 2018 г. N 308-ЭС17-6757, в котором суд, наряду с косвенным выгодоприобретателем компанией «HSBC Management», солидарно привлек к субсидиарной ответственности банк, совершивший 14 операций по списанию средств без распоряжения должника[5]. Более того, в п. 22 постановления Пленума ВС РФ от 21.12.2017 N 53 установлена презумпция совместности действий нескольких КДЛ, аффилированных между собой[6].
По общему правилу, КДЛ привлекается к субсидиарной ответственности в полном объеме, так как причинно-следственная связь между его действиями и невозможностью восстановить финансовое положение юридического лица для удовлетворения требований кредиторов предполагается (п. 17 Постановления Пленума Верховного Суда N 53). Однако если руководитель должника докажет, что он добросовестно рассчитывал на разрешение финансовых проблем, приложил максимальные усилия для ликвидации финансовых трудностей, следовал экономически обоснованному плану, то КДЛ освобождается от субсидиарной ответственности на тот период, пока выполнение этого плана являлось разумным[7]. К такому выводу пришел Верховный суд РФ в своем определении от 20.07.2017 N 309-ЭС17-1801[8].
Субъектом субсидиарной ответственности выступает контролирующее должника лицо. По смыслу п. 1 ст. 61.10 ЗоБ, КДЛ — это физическое или юридическое лицо, способное давать обязательные для исполнения должником указания или определять действия должника, в том числе по совершению сделок и определению их условий. При этом законодатель предусмотрел срок, в течение которого у КДЛ должно быть право или возможность влиять на деятельность должника:
- три года, предшествующих возникновению признаков банкротства;
- три года после их возникновения до принятия арбитражным судом заявления о признании должника банкротом.
Такой срок был предусмотрен не всегда. Так, с 2009 г. по 2016 г. срок отсчитывался только до принятия арбитражным судом соответствующего заявления и исчислялся сначала двумя, а потом тремя годами[9].
Для упрощения применения данной статьи законодатель в п. 4 ст. 61.10 ЗоБ предусмотрел три обстоятельства, при которых статус КДЛ презюмируется. В целом, настоящий пункт лишь конкретизирует широкое определение КДЛ, изложенное в п. 1 статьи. Ведь уже в п. 5 статьи законодатель наделяет арбитражный суд правом устанавливать статус КДЛ на иных основаниях, не указанных в п. 4 статьи.
Между тем, сложность представляет не столько определение статуса КДЛ, сколько установление бенефициаров и фактических руководителей, находящихся в «корпоративной тени». Ведь смысл «тени» состоит во введении контрагентов в заблуждение относительно лица, фактически влияющего на действия должника, а также в уходе от ответственности за такие действия. Чтобы помочь правоприменителю в данном вопросе, Пленум Верховного суда РФ в постановлении от 21.12.2017 N 53 указал на признаки, свидетельствующие о наличии связи между номинальным и фактическим руководителями:
- Наличие генеральной доверенности, наделяющей номинального руководителя полномочиями по управлению юридическим лицом;
- Принятие ключевых решений по указанию третьего лица.
При установлении фактического руководителя должника формальный руководитель привлекается вместе с ним (п. 6 постановления N 53). Однако ответственность формального руководителя может быть уменьшена, если он раскроет информацию о фактическом директоре и сокрытом имуществе должника (п. 9 ст. 61.11 ЗоБ). Освободить от ответственности такое лицо тоже можно, но только если оно, помимо раскрытия информации о фактическом руководителе, докажет отсутствие определяющего влияния на деятельность должника.
И хотя такое правило значительно упрощает процедуру выведения фактического руководителя «из тени», многие юристы-практики критикуют норму за ее неполноту и нелогичность. Как минимум, законодатель не определил, в каких случаях суд может уменьшить размер ответственности КДЛ, а в каких случаях освободить от нее вообще, оставляя решение этого вопроса суду. Как максимум, непонятным остается цель привлечения к субсидиарной ответственности КДЛ, доказавшего отсутствие определяющего влияния на деятельность должника, ведь для освобождения от ответственности необходимо также установление данным контролирующим лицом фактического руководителя, оказывающего влияние на деятельность должника.
Особое внимание стоит обратить на особенности привлечения к субсидиарной ответственности по ст. 61.11 ЗоБ. Так, очень распространены случаи привлечения КДЛ к субсидиарной ответственности за вывод активов. Наиболее классическим примером является ситуация, когда единственный участник общества или группа участников принимают решение о создании юридического лица, в котором уставный капитал составляет все ликвидное имущество должника. Впоследствии заключается договор купли-продажи 100% доли или акций «новоиспеченного» юридического лица. Зачастую приобретателем акций или доли становится лицо, либо лица, контролирующие должника. Фактической оплаты по сделке не происходит ввиду проведения взаимозачета по ранее сформированным обязательствам. Как следствие, у должника отсутствует имущественная база для дальнейшей деятельности[10].
Главным основанием привлечения КДЛ к ответственности по данной статье является отрицание им самостоятельности юридического лица. Такая ситуация возникает, когда КДЛ, при совершении тех или иных сделок, формально реализует свою волю через органы юридического лица, не имея цели действовать в интересах юридического лица. Получается, что общество становится марионеткой, нитями которой КДЛ достигают собственных целей. И в таком случае ответственность справедливо несут КДЛ, поскольку субъектом совершенных действий (бездействия) является физическое, но никак не юридическое лицо[11].
Соответственно, для установления факта получения КДЛ выгоды через незаконные или недобросовестные действия нужна совокупность факта-основания (п.п. 2 и 4 ст. 61.10 ЗоБ) и факта-предположения (п. 2 ст. 61.11 ЗоБ)[12]. Иными словами, недостаточно просто установить статус КДЛ. Необходимо также установить, что его действие (бездействие) стали объективной причиной банкротства должника, без которой банкротство бы не наступило[13]. Данная позиция отражена в постановлении Пленума ВС РФ N 53, а также подтверждается судебной практикой, например, постановлением Арбитражного суда Московского округа от 26.01.2022 N Ф05-13878/2020 по делу N А41-92972/2018[14].
В настоящий момент п. 2 ст. 61.11 ЗоБ содержит пять обстоятельств, при которых причинно-следственная связь между действиями КДЛ и невозможностью полного погашения требований кредиторов презюмируется.
Так, наиболее интересное обстоятельство указано в пп. 1 п. 2 ст. 61.11 ЗоБ и связано с причинением существенного вреда имущественным правам кредиторов в результате совершения либо одобрения сделки должника. Как правило, такие сделки значительно меняют экономическую или юридическую судьбу должника (например, крупные сделки акционерного общества).
Важное значение в применении данного подпункта имеет правило, установленное в п. 3 ст. 61.11 ЗоБ, согласно которому не имеет значения была ли совершенная или одобренная сделка признана судом недействительной. Следовательно, для применения презумпции п. 2 ст. 61.11 ЗоБ достаточно лишь установить существенный вред, причиненный сделкой, а признание сделки недействительной необязательно.
Подводя итог, хочется сказать, что хотя институт субсидиарной ответственности сформировался в национальном законодательстве сравнительно недавно, он более точно отвечает задачам правоприменения, чем потерявшая силу ст. 10 ЗоБ. Нельзя не заметить, что в настоящее время гл. III.2 имеет более прокредиторский подход, зачастую пренебрегая интересами бизнеса, что в целом оправдано целью пропорционального и наиболее полного погашения требований кредиторов, а также целью сохранения бизнеса ведением добросовестной предпринимательской деятельности, которая обеспечивается нормами, имеющими не столько санкционный, сколько превентивный характер.
[1] Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 N 51-ФЗ (ред. от 16.04.2022) [Электронный ресурс] : (с изм. и доп.) // КонсультантПлюс : [http://www.consultant.ruм/]. Режим доступа: https://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_5142/ (25.03.2023).
[2] Федеральный закон от 26.10.2002 N 127-ФЗ (ред. от 28.12.2022) «О несостоятельности (банкротстве)» [Электронный ресурс] : (с изм. и доп.) // КонсультантПлюс : [http://www.consultant.ruм/]. Режим доступа: https://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_39331/ (25.03.2023).
[3] Мингазова А. М. Субсидиарная ответственность при банкротстве организации: кто теперь будет отвечать за банкротство должника? // Вестник экономики, права и социологии. 2018. №. 1. С. 100.
[4] Гражданский кодекс Российской Федерации (часть вторая) от 26.01.1996 N 14-ФЗ (ред. от 01.07.2021) [Электронный ресурс] : (с изм. и доп.) // КонсультантПлюс : [http://www.consultant.ruм/]. Режим доступа: https://www.consultant.ru/document/cons_doc_law_9027/ (25.03.2023).
[5] Определение Верховного Суда Российской Федерации от 15.02.2018 N 302-ЭС14-1472.
[6] Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2017 N 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве».
[7] Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 20.07.2017 N 309-ЭС17-1801 по делу N А50-5458/2015.
[8] Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 20.07.2017 N 309-ЭС17-1801 по делу N А50-5458/2015.
[9] Голубцов В. Г. Субсидиарная ответственность контролирующих должника лиц: эволюция законодательных подходов // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2020. №. 48. С. 253.
[10] Одинцов С.В. Субсидиарная ответственность руководителя и собственника должника: актуальные вопросы доктрины и правоприменительной практики. С. 70.
[11] Шиткина И. Субсидиарная ответственность контролирующих лиц: новые возможности // Закон. 2017. №. 8. С. 27.
[12] Шварц Л. В., Майборода Э. Т. Субсидиарная ответственность в делах о банкротстве: презумпции и нюансы привлечения лиц, контролирующих должника // Вестник Санкт-Петербургской юридической академии. 2021. №. 2. С. 71.
[13] Свириденко О. М. Актуальные вопросы субсидиарной ответственности контролирующих лиц при банкротстве должника // Lex russica. 2018. №. 12 (145). С. 20.
[14] Постановление Арбитражного суда Московского округа от 26.01.2022 N Ф05-13878/2020 по делу N А41-92972/2018.
